И САМИ, КАК ЖИВЫЕ КАМНИ, УСТРОЙТЕ ИЗ СЕБЯ ДОМ ДУХОВНЫЙ...

Поделиться
В саду Сад был стар, тих и невесел. Стволы кизила переплетались друг с другом и напоминали серых, уснувших, растолстевших змей...

В саду

Сад был стар, тих и невесел. Стволы кизила переплетались друг с другом и напоминали серых, уснувших, растолстевших змей. Кору яблонь расцвечивали янтарные шарики клея, которые под лучами солнца плавились и превращались в золотистые паутинки. У забора, обрамленного пыльной, темно-зеленой, отцветшей сиренью, возвышался тонкий крест. Крошечный деревянный домик с закрытыми ставнями, отделенный от него небольшим огородом, казался декорацией, построенной для сюрреалистического спектакля.

Поэтесса, приведшая меня сюда, проронила:

— Софья Казимировна сказала, что мы можем здесь быть сколько угодно. И собирать все, что понравится. Она подойдет попозже. Тогда и познакомимся. Общалась я с ней только по телефону...

Яблоко упало у ног поэтессы, и она спрятала его в холщевую сумку. У нее не было опубликованных книг, хлеб в ее доме часто встречали как лакомство. В киевских литературных кругах ее ценили за дар Божий, за образ жизни, бескорыстие. Люди, окружающие ее, прекрасные своей нерасчетливостью, творческим куражом, влюбленностью, обладали теми духовными ценностями, без которых исчезла бы гамма чувств человеческих, вкус к жизни.

— Очевидно, вон ту липу посадила Леся Украинка...

Поэтесса достала альбом и плавно провела по листку карандашом: в последнее время она увлеклась рисованием.

— Софья Казимировна сказала, если понравится рисунок, возьмет к себе в музей. Она из-за этой липы на бульдозер бросалась. Спасала ее. Была тут какая-то история...

Очень высокая, стройная липа, возвышающаяся у забора, словно поняв, что о ней речь идет, трепетно зашелестела листвой.

— А вон груша и калина, что посадил Грушевский...

Произошло чудо: старый сад ожил. Как в дантовской «Божественной комедии», по нему бродили тени великих людей. Поэтесса рисовала под кукареканье соседского петуха и рассказывала, кто здесь бывал: Коцюбинский, Старицкий, Николай Ушаков, Мария Заньковецкая, Ванда Василевская.

... В тот день мы так и не дождались хозяйку таинственного исторического оазиса, сдавленного со всех сторон «высотками» Мостицкого массива.

В музее

...На веранде крошечного, ожившего домика происходило нечто фантастическое: напротив огромного бюста Тараса Шевченко стояли весы, которыми обычно пользуются на базаре, и женщина, похожая в профиль на императрицу Екатерину Великую, взвешивала ягоды — крупный красивый темно-вишневый кизил. Она щелкала на деревянных счетах, которые давным-давно цивилизованный мир поместил в музей, шутила, давала рецепты варенья.

Около двери, через которую постоянно входили покупательницы, стоял секретер. К нему был прикреплен написанный от руки указатель, извещавший, что родом он из XVII столетия, принадлежал католическому монастырю и был подарен Фотию Красицкому. А со стены, переходя на потолок, разместилась фотовыставка, состоящая из двух рядов: один посвящен 125-летию со дня рождения Кобзаря, другой — 100-летию художника Красицкого.

Стрелка на самодельном плакатике показывала, что осмотр музея начинается прямо с веранды. За провод около выключателя был заткнут конверт с изображением танка, а на нем надпись: «Счета».

— Чтобы их оплатить, стараюсь, — засмеялась Софья Казимировна, проследив за моим взглядом. — Продаю кизил, который еще поэтесса Леся Украинка посадила в саду деда. Почти сто лет ему, а плодоносит отлично. Денежки от этого «бизнеса» и идут на музей. Кое-что подлатываю каждый год, чтоб не развалился. А государство, как назло, счета в конвертах с танками присылает, будто раздавить хочет...

И она опять защелкала на счетах.

...В отличие от бурной жизни на веранде в самом музее было очень тихо. В его крошечных комнатках словно жил хозяин Фотий Степанович Красицкий. Его небогатый быт, необычная родословная создавали ту особую ауру, которая погружает в мир духовный, напряженный, созидательный.

В первой, самой маленькой, стоял сундук с надписью «Катерине», а на нем лежали рушник и рубель. Вот с этих простых крестьянских вещей и начинался род Красицких. Бабушка Фотия Степановича была родной сестрой Тараса Григорьевича Шевченко. Когда она выходила замуж, мать подарила ей сундук. После венчания молодые открыли его. Оказалось, он доверху наполнен житом.

...До 12 лет мальчик батрачил, не знал грамоты и увлекался рисованием. Как-то его «малюнки» попали на глаза знаменитому композитору Николаю Лысенко. Он, узнав, что их автор — пастушенок и связан родственными узами с Тарасом Шевченко, взял мальчика под свое покровительство. Сначала определил его в известную Киевскую художественную школу Мурашко, потом в Одесскую школу рисования, затем в Петербургскую академию искусств, где он учился у Репина. Черное старинное пианино, поблескивающее во второй комнатке, — подарок мэтра талантливому юноше.

Картины Фотия Красицкого повсюду царили в маленьком музее. Они вели тихий сказ о красоте сельской жизни, о ее буднях, праздниках, грустили по несовершенству человека, по тому, что отпущено ему пережить. Работы маслом, акварелью сменяли портреты, которые, как отмечали некоторые современные критики, мало походили на оригиналы, но художник наполнял их такой энергией, идущей от собственного восприятия, словно сама Судьба проступала на них.

Особенно выделялся портрет Леси Украинки, исполненный в пастельных тонах. С него смотрела женщина, осознавшая, что ее удел — венчание с ее Величеством Искусством, и только ему принадлежит она. Прекрасные грустные глаза притягивали мудростью, страданием, женской обездоленностью. А хрестоматийно известные портреты Тараса Шевченко совсем по-семейному выглядели в этом удивительном музее. Словно сбросил Кобзарь с себя бремя забот, успокоился душой. Такое впечатление создавалось потому, что его окружали работы детей художника — вышивки, росписи, акварели. Способности рода Красицких воплощались в творчестве, продолжая причудливую игру генов.

Здесь хотелось отрешиться от напряженных будней, забыть про исторические катаклизмы, думать о высоком — смысле собственной жизни.

...А на веранде продолжался радостный праздник кизила, которым уверенно руководила Софья Казимировна, наследница Кобзаря и художника Фотия Степановича Красицкого.

«Я очень одинока...»

Зося росла очень живым, эмоциональным ребенком. Повиновалась только чувствам. Ее привлекало все, что требовало энергичного действия. Наверное, потому, что прошла через неопалимую купину. В ней клокотала особая жажда жизни.

Она родилась в плену. Мать, младшую дочь Фотия Степановича Красицкого, угнали в Германию в 1942 году. Там, в аду, ее посетила Любовь. Он тоже был пленным, поляком из шляхетной семьи. Два человека, попавшие в неволю, дали жизнь девочке Софье...

Ей нравилось быть лидером. Легко и просто она завоевывала симпатии одноклассников. Ну как не восхищаться девочкой, которая на уроках по автоделу только села за руль и сразу повела машину. В тире стреляла только в «десятку», в школьных спектаклях перевоплощается в кого угодно. Периодически ее тянуло к краскам, кисточкам, и она выдавала такое, что вокруг ахали. Но мама, свято памятуя слова своего отца, бросившего в горькие минуты: «Художник — это от худа жить», направляла жизнь Зоси в спокойное русло: по ее желанию она после десятого класса поступила в торговый техникум.

Но торгового работника из нее не вышло: ровно один день после распределения она проработала в должности зав.производством и уволилась. Ни красть, ни лукавить не могла. И пошла Красицкая по стопам матери — стала графиком в издательстве «Техника». Много лет проработала там. Но 1987 год перевернул всю ее жизнь.

Тогда Приорку — живописнейшую окраину Киева — стали превращать в жил-массив Мостицкий.

Софья Казимировна с детства жила на Приорке в домике деда. К тому времени она осталась одна с мамой: дочки вышли замуж и разъехались. События, которые развивались здесь, не сулили ничего хорошего. Красицкая понимала, что хоть и прикреплена к их домику табличка «Памятник архитектуры. Охраняется государством», пришла черная сила, и она легко может разрушить родовое гнездо.

Мать плакала, пыталась достучаться до высоких инстанций. Софья Казимировна разработала свой план действий. Когда пришел «судный день», взяв вилы, выскочила на крыльцо и бросилась на бульдозер, который уже разворотил забор и пытался сломать «липу Леси». Официальные власти вызвали наряд милиции. Ей грозило пятнадцать суток за хулиганство. Одна за другой приезжали комиссии. Но за Софью Казимировну поднялись приорчане, которые знали историю рода Красицких.

Вскоре после разгрома Приорки и боев за музей умерла мама. Софья Казимировна поняла, что теперь цель ее жизни — не дать погаснуть родному очагу, исчезнуть памяти деда. Сама ремонтировала музей. С помощью друзей разработала экскурсии. И он обрел вторую жизнь: сюда шли все, кто хотел «глотнуть воздуха» истории Украины, соприкоснуться душой с ее культурой. Софья Казимировна уставала от посетителей, но была довольна: она одержала нравственную победу.

Но менялось, ужесточалось время. И теперь подолгу не скрипит входная калитка. Но Софья Казимировна не меняет образ жизни: ждет своих посетителей.

Невостребованная рукопись

Папка была не очень толстой. На обложке от руки написано: «Фотий Красицкий». Отдавая ее мне, Софья Казимировна сказала:

— Все, что тут, Ирина, старшая дочь дедушки Фотия, собирала по крупицам. Хотела подготовить о нем рукопись, да нигде не смогла пробить ее издание...

Страницы, исчерканные редакторским карандашом, втягивали в чтение, как в водоворот. Просто, почтительно они повествовали о пути мальчика-пастуха в искусство, о мечте, ставшей реальностью, о творчестве, пленившем высшим состоянием самовыражения, но принесшем горечь, разочарование. Художник, сливаясь, отождествляя время, страдал противоречиями эпохи, но все, что происходило с ним, выковывало настоящего украинского интеллигента.

Он был из людей крепкой крестьянской породы, человек чести и долга. Он глубоко, основательно овладевал всем, что открывали перед ним образование и культура. Помогали способности, переданные «по наследству» от Кобзаря. Картину Красицкого «Гость из Запорожья» купил Совет Императорской Академии Художеств в Петербурге за 600 рублей, что было большой честью для ее выпускника. Он получает «диплом с правом на чин Х класса при поступлении на государственную службу и с правом преподавания рисования в учебных заведениях».

Счастливый Фотий Красицкий покидает «альма-матер» и переезжает в свой любимый Киев. Снимает комнату на Андреевском спуске и пишет портреты тех, с кем сводит творческая судьба: Ивана Франко, Карпенко-Карого, Старицкого.

В 1905 году во Львове открывается первая выставка украинских художников, в которой Фотий Красицкий принимает участие и обращает на себя внимание. После успешного дебюта художник едет в Полтаву и в селе Хатки знакомится с русским писателем Владимиром Галактионовичем Короленко, взгляды которого оказали влияние на художника.

В то лето все шло ему в руки — легко писалось, настроение было приподнятое: неподалеку в селе Козацком жила Ганна Крикотень — его Муза. Фотий Степанович сделал ей предложение. Получив благословение, молодые венчались в Киеве. Они поселились на последнем этаже дома, которому киевляне дали прозвище «Замок Ричарда».

В те бурные времена по-настоящему начинается его Шевченкиада. Художнику очень хотелось, чтобы каждая, самая бедная семья могла иметь портрет Кобзаря. Масло для этого не подходило. Он решил сделать портрет автолитографическим способом. На изготовление специального камня ушло девять месяцев. Портрет поэта был готов в конце 1906 года. Переведенный на открытку, он стоил 20 копеек и стал всемирно известным.

Активная деятельность художника не прошла даром: у Красицких произвели обыск. Он понял, что находится под надзором полиции. С той поры к нему прикрепили ярлык «политически неблагонадежного». И с ним Фотий Степанович прошел через все режимы.

Но талант есть талант. Он прорастает, как молодая трава сквозь асфальт, как бы его ни стрались задавить. С 1927 года Фотий Степанович — преподаватель Киевского художественного института. Он пишет несколько книг по живописи, уделяя особое внимание детям, воспитанию у них художественного вкуса. Но скоро его увольняют из-за «невозможности» загрузить работой. Красицкий устраивается в детский дом учителем рисования, но вскоре его должность сокращается. Фотий Степанович берется за все, чтобы содержать семью: ведет кружки рисования при «Зелентресте», строительно-железнодорожном техникумах.

А беды сыпятся как из рога изобилия. В 1934 году арестовывают мужа средней дочери Фотины поэта Олексу Влизько. Он глухонемой, речь понимает только по губам, ему всего 26 лет. Красицкий пишет во все инстанции, пытаясь защитить зятя, но тщетно. Он умирает в тюрьме, а дочь выслали за пределы Украины на Урал.

Весной 1937 года арестовывают второго зятя — писателя Петра Мельника. Его дочь, старшую дочь Ирину, под конвоем с маленьким сыном отправляют в Башкирию. А Красицкому, которому разрешили приступить к работе в Художественном институте, опять отказывают. Несмотря на столь драматическую ситуацию, он держит себя в руках, пишет очередную книгу, рисует, участвует в первом съезде советских писателей, открывшемся в 1938 году.

...Ирония судьбы: первая и единственная выставка Фотия Степановича Красицкого работала всего один день. Был конец июня 1941 года. Киев бомбили. Художник вместе с женой и дочкой перевез самое дорогое — картины — в сад на Приорке. Там их глубоко зарыли в землю. От всего пережитого с ним случился второй инсульт. Но когда он немного пришел в себя, собрался с силами, и разрисовал окоп, в котором скрывалась семья, осенними листьями.

Фотий Степанович Красицкий умер сразу, как только освободили Киев — в 1944 году.

Вместо эпилога

... Ровно в восемь утра Софья Казимировна приступает к обязанностям кочегара-оператора в котельной профтехучилища №28. Сутки следит за температурой, давлением в котлах, работает в постоянном гуле, на сквозняках. Получает за свой труд 780 тысяч купонов в месяц. Эти деньги кормят ее. Потому что в доме-музее деда, который лелеет и без которого не представляет своей жизни, работа не оплачивается. Там она и директор, и экскурсовод, и охранник на общественных началах.

В первом соборном послании апостола Петра есть такие слова: «И сами, как живые камни, устройте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу...» Это сказано о Софье Казимировне Красицкой — странной и прекрасной женщине...

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме