ВАЛЕРИЙ СУШКЕВИЧ: «МИЛОСТЫНЮ НЕ ПОДАЮ НИКОГДА ПРИНЦИПИАЛЬНО»

Этого человека в инвалидной коляске в Украине хорошо знают как политика, организатора, который помогает инвалидам адаптироваться к полноценной жизни. Он доказал, что и на костылях можно уверенно стоять на земле, в бизнесе, в политике, работе. Словом, состояться как Личность.

Знакомьтесь, народный депутат Украины, президент Национального паролимпийского комитета Валерий Сушкевич.

— Валерий Михайлович, что вас приковало к инвалидному креслу?

— Неизлечимая по тем временам болезнь — полиомиелит. Это было в то время, когда эпидемия этой страшной болезни охватила чуть ли не полмира. Сначала — Америку, а потом перекинулась в Европу и докатилась до Украины. Начинался он как обычный грипп: насморк, кашель, температура, но, в отличие от гриппа, вакцины против него тогда не было. И заболевших просто забирали в больницу, чтобы изолировать от здоровых. Последствия были просто катастрофические. Тысячи детей, «отмучившись» на больничной койке, оказывались парализованными и беспомощными на всю жизнь.

Мне тогда было три года, брату — на год и два месяца меньше. Я не помню те времена, но родители рассказывали, что оба мы были резвые, подвижные и общительные. Пошли как-то на день рождения и вернулись с температурой. Нас забрали в больницу и долго не выпускали. Родителям проведывать не разрешали. Настолько долго, что отец забеспокоился и стал выяснять, что же такое с нами случилось. Родители были в селе очень уважаемыми людьми. Папа преподавал физику в школе, мама — математику. И один из приятелей отца, который работал в клинике, в конце концов проговорился: «У ваших детей полиомиелит, они обречены, единственное, что вам остается, это ждать…»

Но не таков был у отца характер. После нескольких неудачных переговоров с врачами он попросту подогнал к больнице грузовик, забрал нас силой и повез в Киев. Так мы оказались в единственной клинике Украины, где полиомиелит хоть как-то пытались лечить.

Через месяц брат вышел оттуда нормальным ребенком, что по тем временам считалось чудом. У меня же парализовало руки и ноги. Спустя некоторое время «отошли» только руки.

Но отец не сдавался. Он возил меня по лучшим клиникам Союза, перепробовал всех знахарей, целителей и колдунов, всевозможные народные средства. Где-то вычитал, что пчелиные укусы могут активизировать парализованные нервы спинного мозга, которые отвечают за подвижность ног. Специально завел пасеку. И каждый день в одиннадцать утра приходил ко мне с восемью пчелами, зажатыми между пальцами за крылышки… Я со страхом ожидал этого момента. Сначала плакал — ведь ноги у меня потеряли подвижность, но не чувствительность… Со временем привык терпеть эту боль.

— Пчелиная экзекуция хоть как-то себя оправдала?

— В плане подвижности — нет. Но она оказалась первым серьезным испытанием характера. С тех пор в моей жизни было много боли — и физической, и душевной, но я научился ее терпеть и преодолевать.

— И как долго отец таким образом пытался поставить вас на ноги?

— До семи лет. А потом сказал матери, как отрезал: «Хватит! Теперь главное — сформировать его интеллект и мужской характер. Никаких репетиторов и надомных занятий. Он пойдет в обычную школу, будет расти, общаться с обычными детьми». Причем меня отдали не в ту школу, где преподавали родители. Мама была просто в шоке. Все пыталась отговорить, переубедить. Но первого сентября папа сам собрал мне портфель, поставил на костыли, дал цветы, отвез в школу и ушел.

— Получается, школа оказалась для вас вторым, после пчел, испытанием на прочность?

— Здесь тоже была боль, но уже совершенно другого плана. Одноклассники отнеслись ко мне снисходительно, с определенной отчужденностью. Такое отношение было сложно терпеть уже тогда. Ведь на своей улице, несмотря на костыли и коляску, я был одним из заводил. И даже не раз вместе с братом принимал участие в любимом детском развлечении — краже яблок из чужого сада.

— Небось, на «шухере» стояли?

— Еще как! Более того, моя коляска оказалась незаменима при выносе добычи. Все яблоки сгружались ко мне, и потом мы вместе улепетывали от разъяренных хозяев.

— Родители помогали вам адаптироваться в школе?

— В школу никогда не приходили. Говорили: разбирайся с одноклассниками сам. Но дома мама жалела меня и втихаря со мной занималась. А отец стал всеми возможными способами приобщать к спорту. Каждое лето мы на два месяца ездили на море.

И я довольно быстро открыл для себя, что в этой стихии могу быть таким как все. Ведь в воде я двигался совершенно свободно. Мог даже, вытянув ноги, коснуться ими дна и почувствовать, что это такое — стоять без костылей, без ощущения неустойчивости и боли. Это удивительное для меня чувство. Ведь себя «ходящего» я не помню, сохранились лишь две детские фотографии, где мы с братом стоим в обнимку…

Я научился плавать, играть в водные игры, с удовольствием резвился с детьми. С тех пор море для меня — это стихия энергии и свободы. Плавал как рыба. Естественно, при помощи одних лишь рук. И натренировал их до такой степени, что в классе никто не мог со мной тягаться в, как теперь говорят, «армреслинге» — схватке на руках. Причем на обеих.

— В учебе тоже стремились стать сильнейшим?

— Школьная программа давалась мне легко, и я учился кое-как. Отец по этому поводу частенько устраивал мне «трепку». Но после четвертого класса я «взялся за ум» и к десятому классу стал одним из лучших учеников.

Лучшими моими друзьями, как это ни странно, были девчонки. Случались и школьные романы. Я никогда не обходил вниманием прекрасную половину. Но настоящим сердцеедом был мой брат — очень красивый, веселый статный парень. Мы с ним и дружили, и дрались, бывало. Но к шестнадцати годам сказались последствия лечения полиомиелита. У него начали отказывать почки. И как-то раз, после очередной нашей мальчишеской ссоры, осунувшаяся и стремительно седеющая мама попросила: «Будь к нему поснисходительнее. Еще немного, и он от нас уйдет…»

Вскоре брата не стало. Теперь я знаю: никакая физическая боль не может сравниться с болью утраты родного человека… И еще я ощутил, что остался единственной, хоть и шаткой, опорой стареющих родителей…

— Чего вы к этому времени достигли?

— Я уже был студентом механико-математического факультета Днепропетровского университета, в который поступил вопреки воле отца.

— Неужели он был не рад, что сын пошел по родительским стопам?

— Он хотел сделать из меня бухгалтера. Мол, работа сидячая, как раз по мне. Именно это и выводило меня из себя. Я стремился найти работу по своим знаниям, полноценное место, а не «сидячее», удобное для инвалида. Когда отец узнал, куда я собираюсь поступать, сначала отговаривал, а потом в сердцах запустил мне в лоб справочник для поступающих в вузы. С его стороны это была своеобразная «капитуляция». Первый раз мне удалось его «по-серьезному» переубедить.

К тому времени я занимал призовые места на математических олимпиадах и поступил на общих основаниях с первого раза без проблем. Я уже не просто учился. Я стремился стать профессионалом во всем. И в учебе, и в спорте.

— В каком именно спорте?

— В плавании. Началось с того, что я собрал группу таких же, как и я, активных инвалидов. Мы встретились с директором одного из днепропетровских бассейнов. Говорим:«Организуйте для нас секцию». А он — ни в какую! «Как, — говорит, — инвалиды будут плавать вместе с «нормальными»? У вас же ни выносливости нет, ни силы. Случится что-то, а отвечать за вас мне!» Тогда я сказал: «Хотите, я сейчас на руках заберусь вот на этот двухметровый шкаф»? Не успел он опомниться, как я оказался на шкафу. И оттуда заявил, что не слезу до тех пор, пока не добьюсь положительного ответа. В результате мы тренироваться начали уже через неделю.

А через год я выиграл свой первый чемпионат Украины по плаванию, а на следующий год — и чемпионат Союза. Мой украинский рекорд держится до сих пор.

Как-то раз «отличился» и в морских заплывах. На Кавказе плыл себе, плыл и не заметил, как оказался чуть ли не в нейтральных водах. Остановил меня военный катер. На нем — офицеры в полной боевой экипировке. «Вылезай! — приказывают. А я им в ответ: «Не могу. Я инвалид». «Он еще издевается!» — возмутились на катере. Наставили на меня автомат и повторили приказ… Пришлось перевернуться на спину и показать им, что я говорю правду. Меня подняли на борт, подплыли к берегу и долго по рации объясняли своему начальству, кто я такой. Сначала в ответ им неслось приблизительно то же, что я слышал от них в свой адрес в воде. А потом, посовещавшись, выпустили меня обратно в море.

— Какая еще стихия, кроме морской, дала вам ощущение силы, радости и свободы?

— Стихия любви. Открыл я ее для себя в двадцать два года. Познакомился с девушкой, рядом с которой ощутил себя по-настоящему счастливым. Когда мы объявили о том, что хотим пожениться, ее родители были в шоке. Их, конечно, понять можно: «восемнадцатилетняя красавица-гимнастка собралась замуж за калеку». Ее пытались всячески образумить. И когда ситуация накалилась до предела — я ее попросту украл. Мы тайно расписались и два месяца скрывались от всех знакомых. И, знаете, были абсолютно счастливы! У нас родился сын, через два года —дочка. Но с тещей и тестем я познакомился только три года назад (двадцать лет спустя). Оказалось, очень милые люди… Теперь у нас чудесные отношения.

— Не казалось ли тогда, что ваш роман может вписываться в известные шекспировские строки «она его за муки полюбила, а он ее — за состраданье к ним»?

— Наши отношения имели совсем другую классическую основу. Я всегда старался быть для своей семьи надежной опорой. Вкалывал на пяти работах, старался быть незаменимым. Воспитывал детей не только по книжкам, но, что самое главное, личным примером. Мы жили по тогдашним меркам достаточно обеспеченно, и планку эту не опускал.

Когда купил «волгу-универсал», то через обком партии ЦК Украины добился-таки разрешения на туристическую поездку в этом автомобиле за границу. Тогда это было практически «за гранью возможного», ведь советская власть негласно делала все, чтобы инвалиды не попадались на глаза цивилизованному миру.

На этой «Волге» мы с семьей объездили Советский Союз, Европу и даже часть Азии.

— Инвалид — и на пяти работах? Но в Советском Союзе с первой группой инвалидности по закону можно было работать разве что надомником...

— С этим совершенно диким, с точки зрения здравого смысла, постановлением я столкнулся сразу после окончания вуза. Куда не приду устраиваться — выслушают сочувственно и разводят руками — мол, мы бы рады взять, но по закону не положено. Я сначала недоумевал: как же так, ведь я отличник, аспирант, спортсмен, здоровье хорошее, физически развит. А что ноги не ходят — так я же не ими работать буду, а руками и головой! Но все попытки были безуспешны. И тогда я сменил тактику. Когда же мне в очередной раз отказали, на предприятии, куда пытался устроится программистом, — я просто попросил вводные данные того программного обеспечения, над которым у них 12 человек должны были работать. И сделал его сам, за две недели. Работал в университетском центре, по ночам, когда компьютеры были свободны. Потом принес готовую работу в вычислительный центр. Руководитель центра сначала не поверил, что это сделал я, и несколько часов меня «экзаменовал». А потом пошел к директору и вышел оттуда с приказом о моем приеме на работу. В отделе кадров сначала схватились за голову, но директор сказал, что берет меня под свою личную ответственность. С тех пор я на все работы именно так и устраивался. Брал работу на дом, читал лекции в училище, занимался с абитуриентами и т.д.

На Западе у инвалидов проблемы с трудоустройством нет. Там критерием инвалидности является степень утраты здоровья, а не трудоспособности. Если здоровье позволяет, ты можешь и хочешь — работай! Когда Украина стала независимой у нас в этом плане, слава Богу, тоже переделали законодательство в соответствии с европейским образцом.

— Ваши дети уже взрослые люди. Вы воспитываете их так же, как воспитывал вас отец?

— Конечно, по-другому. Но стержень характера стараюсь заложить тот же.

За сына я переживаю меньше. Ему уже двадцать четыре, и он состоявшийся человек. А вот дочери — двадцать один. Это романтический, еще немного наивный возраст. И больше всего я желаю ей сделать правильный выбор. Чтобы она вышла замуж за настоящего мужчину, а не просто «за штаны». Это для женщины, по большому счету, самое главное.

— У нас в стране, согласно официальной статистике, более трех миллионов инвалидов, и только некоторым из них удалось чего-то добиться в жизни. Большинство же, согласно судьбе, предписанной обществом и государством, смиряются и остаются за бортом жизни. Что нужно сделать, чтобы ситуацию исправить?

— Создать хотя бы элементарные условия для их жизни. В Европе я с удивлением обнаружил, что инвалиды там не изгои, а полноправные члены общества. На Западе для этого создана целая инфраструктура. И тротуары для инвалидов приспособлены, и общественный транспорт. Помню, на конференции в Осло меня пригласил в музей такой же инвалид, как и я. Мы без проблем доехали туда на троллейбусе, осмотрели музей и вернулись. Все — за два часа. Для меня это было чудом. И я со своими натренированными мышцами, без которых у нас обходиться просто невозможно, чувствовал себя там этаким Гераклом… С тех пор создать подобное в Украине стало моей мечтой. И сейчас я делаю для этого все, что в моих силах.

— В чем именно эта инфраструктура заключается и во что обойдется ее создание государству?

—При любом строительстве надо учитывать всякого рода мелочи, детали. Например, на пешеходных переходах следует «утопить» несколько плиток бордюра, чтобы коляска могла проехать без проблем, сделать в домах и помещениях, на вокзалах въездные дорожки, по типу тех, которые существуют в поликлиниках для детских колясок. По возможности в людных местах проложить специальные инвалидные «тропинки», оборудовать места в общественном транспорте и возможность в него заезжать.

А насчет затрат... Года два назад вызвал меня к себе премьер-министр из Верховной Рады в Кабмин — вроде бы рядом. Но вызов был неожиданный и срочный. Моих сопровождающих рядом не было, а самому в коляске по кабминовским ступенькам «не наскачешься». Я опоздал. И сказал ему причину. Вместе мы подсчитали: для того, чтобы оборудовать весь Кабмин для заезда коляски, необходимо... три часа работы и полмешка цемента. Он тут же отдал распоряжение, и теперь добираюсь в Кабмин без провожатых и без проблем. То же касается и всей инфраструктуры. Степень затрат — не всегда велика, просто мы этим не занимаемся.

Но главное — изменить психологию человека, который стал инвалидом. Ведь, в принципе, и после трагедии не изменилось ничего, мир остался таким же, и сущность человека тоже не изменилась. Когда осознаешь это, преодолеешь все! И будешь нормальным человеком. Не в запой надо уходить, а, например, в «заплыв» или «в забой». Естественно, в переносном смысле.

Пришла как-то ко мне мама одного парня: «Помогите, — говорит, — сын потерял два пальца, лежит на диване дни напролет и считает, что жизнь больше не имеет смысла».

Я посоветовал ей привести его на наши паролимпийские тренировки, где люди без ног и без рук выделывают такое, что здоровому человеку даже не снилось. Он несколько дней понаблюдал, а потом, как заново на свет родился. «Слава Богу, — говорит, — что у меня только двух пальцев нет, а все остальное на месте!»

Кстати, сегодня Украина в паролимпийских видах спорта — одна из самых сильных держав. Золотые и серебряные медали в большинстве случаев — наши. Практически в любых видах спорта.

— Неудивительно. Вы же сами говорили, что на Западе для инвалидов созданы все условия, а у нас — хочешь передвигаться — качай мускулы на тех частях тела, которые работают, иначе — конец. Получается, и олимпийских побед добиваемся по принципу «не было бы счастья, да несчастье помогло».

— Не совсем так. Но отсутствие элементарных условий и традиционное восприятие обществом инвалидов как «убогоньких» производит жесточайший «естественный отбор». И за бортом жизни остаются десятки тысяч людей, которые вполне могли бы принести Украине немалую пользу. Ко мне приходят тысячи инвалидов, такие, что иногда смотреть на них невозможно без слез. А потом — спорт и работа буквально на глазах делают из них нормальных людей, Личностей. И работают эти люди, и детей рожают, и семьи счастливые создают.

— А тем инвалидам, которые милостыню просят , вы подаете?

— Никогда. Мне дико видеть, как молодой, здоровый верзила, у которого нет части ноги, выклянчивает у барышень деньги. Да не они ему, а он для них зарабатывать должен. Просто лентяй он и опустился!

— Вы говорите о спасении через спорт, работу, науку и.т. д. На ваш взгляд, через религию спасение возможно?

— Вера — очень мощный фактор, который помогает жить и в трудную минуту дает силы. Я знаю множество примеров, когда люди спасались именно благодаря своей вере, их молитва успокаивала, дарила душевное равновесие и покой. К сожалению, я не верю в Бога. Наверное, потому, что имею математический склад ума и все привык оценивать с точки зрения логики. Знаете, мне порой от этого даже тяжело. Ведь понимаю: вера — очень большая поддержка. Недавно с удивлением узнал, что мой отец, сильный, несгибаемый человек, который всю жизнь надеялся только на себя, тоже верит и молится за всех нас: и раньше, и сейчас тоже….

— Во что верите вы?

— В людскую доброту, силу духа и разум. Именно эти качества определяют жизненный путь человека. И то, каким именно этот путь будет, зависит только от него самого.

— И, тем не менее, к одним людям судьба как бы благоволит, а другие каторжным трудом зарабатывают ее милость…

— Увы. И почему так случается — логически объяснить невозможно. Да, я своего добиваюсь — но это дается мне такой ценой, что иногда даже вспоминать страшно.

Дважды меня избирали в Верховную Раду, и оба раза именно передо мной заканчивался партийный список. Но затем кто-то выбывал, я все-таки становился народным депутатом. То же самое — в работе: все проходит с ужасным скрипом, и только когда я вымотаюсь до предела — получаю долгожданную победу. Я уже к этому привык. И новых дел жду, как когда-то ждал отца с пчелами в руках. Но все равно чувствую, что выйду победителем. Это дает уверенность, силы и интерес к жизни, пусть трудной, но такой насыщенной и разнообразной.

— Валерий Михайлович, каждый политик по-своему видит Украину и исходя из этого решает государственные вопросы. Какая она, ваша Украина?

— Кое в чем она напоминает мне инвалида. Со всеми присущими ему комплексами: ущербностью, часто отсутствием веры в собственные силы и неспособностью действовать с наибольшим для себя эффектом.

И избавиться от всех этих комплексов можно только одним путем: осознать, что мы самодостаточный и зрелый народ. Прежде всего — научиться уважать себя. Тогда и другие считаться будут.