Чисто российское убийство

Колоритная фигура премьер-министра Российс­кой империи Петра Столыпина (1862–1911) и сегодня вызывает неоднозначные оценки. С его именем, и небезосновательно, связывают введение военно-полевых судов на изломе Первой русской революции, выносивших многие сотни приговоров фактически без суда и следствия. Правда и то, что он желез­ной рукой подавлял развернувшуюся революционную стихию, как и то, что количество погибших от рук революционеров многократно превышало число повешенных (вспомним знаменитые «столыпинские галстуки»). Годы его руководства правительством (1906–1911) были окрашены не только бурным развитием промышленного и сельскохозяйственного производства, но и ренессансом агрессивного великодержавного шовинизма на просторах Российской империи; Столыпин покровительствовал Клубу русских националистов. Так, по его прямому указанию были запрещены акции, посвященные 50-летию смерти Тараса Шевченко. При нем, что парадоксально, украинское национально-освободительное дви­же­ние стало укреплять свои позиции. Как пишет Ярослав Грицак, Столыпин, подписав 20 января 1910 го­да циркуляр, запрещающий регистрировать какие-либо «инородческие» товарищества и издательства, «зробив історичну прислугу українському руху, визначивши те, чого так довго добивалися українські діячі, – що українці є чужорідні росіянам і становлять не один, а два різні народи». Потому, представленная ниже статья есть дискуссионной и контра­версионной…

«В киевском городском театре, во втором антракте оперы «Царь Салтан», Председатель Совета Министров стоял у рампы, повернувшись лицом к публике, и беседовал с подходящими к нему лицами. Вдруг из рядов поднялся и быстро направился к П.А.Столыпину неизвестный во фраке, лет 28, и, приблизившись на расстояние двух шагов, выхватил браунинг. Раздались два коротких сухих выстрела. Статс-секретарь П.А.Столыпин схватился рукой за правую сторону груди, затем опустился в кресло. Левая рука окровавлена. Силы покидают раненого, лицо бледнеет. Окружающие подхватывают его и несут на руках к выходу. Бледное лицо Столыпина сохраняет спокойствие. Несутся негодующие крики по адресу стрелявшего… Под наблюдением врача раненый в полном сознании перенесен в карету скорой помощи, перевезен в лечебницу Маковского на Мало-Владимирской улице. Пуля попала ниже правого соска, засела в позвоночнике. К раненому вызваны: лейб-медик Боткин, профессора - Оболонский, Волкович, Афанасьев и другие врачи. От операции решено пока воздержаться. Столыпина посетили Министры, лица Государевой Свиты, начальствующие. После выстрелов неизвестный, согнувшись, бросился бежать в боковой проход, но был схвачен офицером и другими лицами. При нем найдены документы на имя помощника присяжного поверенного Багрова…»

«Правительственный вестник»
2 сентября 1911 года

Все чаще он терял связь с действительностью. Очертания окружающего таяли в сознании. Исчез цвет. Боль хоть и притупилась, но так же терзала, рвала, сжигала изнутри. Грезилось что-то… Дрезден, где он родился, ру­ки матери, голос отца, умирающий после дуэли брат, замечательной красоты девичье лицо не­весты брата. До боли родное ли­­цо. Лицо жены, Ольги Бори­сов­­ны. Она составила счастье его жизни. Этот брак не был данью памяти брата, нет - это была большая, человеческая любовь, продлившаяся всю жизнь. Вот и сейчас слышен ее голос. С кем она разговаривает? Знакомый голос. Ах да, это Владимир Коков­цов, министр финансов, надежный соратник и помощник во всех делах. Что-то нужно ему ска­­зать… Нет, сознание ускользает. А вот какой-то мудрый и немного странный человек расспрашивает его о чем-то: идея мирового эфира, теория пределов… Экзамен на кафедре неорганической химии - Менделеев Дмит­рий Иванович. Он так увлекся беседой со студентом, что сам того не замечая, в опросе очень далеко ушел от рекомендуемой учебной программы. Было приятно слышать похвалы в свой адрес из уст великого ученого.

Опять боль, опять терзающая, уносящая последние силы икота…

Вновь лики: жена, кто-то в вицмундирах, еще чей-то знакомый голос… Да это Государь! Но где его лицо? Борода, ясный, высокий лоб? Чело страдальца… Толь­ко голос. Несмотря на недав­ние разногласия, он верит в Него. У императора хватит сил привес­ти страну к миру и благоденст­вию. Осталась малость - стать самодержцем. Это сложно: многочисленная, алчущая влияния семья, эксцентричная жена-царица, приближенные ничтожества, все хотят Им управлять, все хотят власти. А тут еще эта гнойная язва Распутин…

Кто-то в белом участливо склонился над ним. Спрашивает о чем-то. На мгновение сознание возвращается - профессор Бот­кин. Почему никто не смотрит ему в глаза? Почему они не хотят унять боль? Видно, плохи дела…

Следствие

Подполковник отдельного корпуса жандармов Иванов, на основании предложения прокурора киевской судебной палаты, прилежно оформлял первый протокол допроса обвиняемого.

Арестованный показал: «Зо­вут меня Дмитрий Григорьевич Богров, вероисповедания иудейского, от роду 24 года, звание помощника присяжного поверенного. Проживаю в г. Киеве, Биби­ковс­кий бульвар, №4, кв. 7. К делам политического характера не привлекался. На предложенные вопросы отвечаю: решив задолго до наступления августовских торжеств совершить покушение на жизнь министра внутренних дел Столыпина, я искал способ осуществить это намерение».

Подполковник потел. Тугой воротник мундира все плотнее сжимал шею. Задержанный сыпал ошеломляющими фактами, приводящими в изумление видавшего виды жандармского офицера. Стрелявший не скрывал ничего: вымышленные террористы, обман подполковника Кулябко - начальника охранного отделения города, ради возможности оказаться рядом с премьером, выстрелы… Связь с анархистами, выдача их охранному отделению, где служил осведомителем с 1907 года. Пошел на убийство осознанно, исходя из собственных убеждений в том, что считал Столыпина главным виновником наступившей в Рос­сии реакции, роспуска Государст­венной Думы и ряда мер, наносивших вред интересам народа.

Сидевший рядом прокурор суда Брандорф, казалось, полностью отрешившись от происходящего, углубился в чтение каких-то бумаг: «Богров Дмитрий Григорьевич… В соответствии с выпиской из метрической книги имя преступника - Мордко, сын Герша. А по законам Российской империи перемена фамилий или имен подлежат наказанию штрафом или тюрьмой. Надо будет не преминуть указать правильное имя в обвинительном акте, - размышлял прокурор. Что тут еще? Полная биографическая справка, из которой следует, что родился стрелявший 29 января 1887 года. Отец - киевский присяжный поверенный, домовладелец. По местным меркам очень богатый человек. Несмотря на иудейское происхождение, является долголетним членом Дворянского клуба, где пользуется уважением за профессионализм и готовность всем оказать посильную помощь. Дед Богрова - популярный писатель, писавший на темы из еврейской жизни: автор книг «За­пис­ки еврея», «Еврейский манус­крипт». Сторонник ассимиляторского течения в еврействе. Об­ра­зование недоросль получил более чем блестящее: гимназия, юри­дический факультет Киевс­ко­­го университета, в каникулярное время постоянно выезжает за границу для углубления поз­наний в языках. Получив дип­лом, едет в Мюнхен, где совершенствуется в социальных науках. Далее: Петербург, где работа­ет помощником присяжного поверенного, затем осенью 1910 го­да возвращается в Киев и тут же, сославшись на крайнюю усталость и слабое здоровье, уезжает в Ниццу. И когда это он успел так устать? Бедняжка… В феврале 1911-го вновь Киев. Пытается заниматься адвокатской работой в кабинете присяжного поверенного А.С.Гольденвейзера, но усердия на этом поприще особого не проявляет. Скорее всего, заинтересовали его философские интересы известного юриста. Правда здесь прослеживается некое несоответствие сформировавшихся анархических взглядов Богро­ва откровенно либеральным убеж­дениям Гольденвейзера, чрезвычайно далеким от активных выступлений. А вообще столько противоречивого и непонятного в этой, с позволения сказать фигуре…».

Брандорф оторвался от изучения досье и перевел взгляд на арестованного: высокий, худой юноша, легкий румянец на щеках, больше похожий на чахоточный, чем на здоровый, отвислые губы, чрезмерно длинные передние зубы. Главное, что поражало - полное отсутствие движения в лице. Маска. Как будто все в нем застыло. Ведет себя спокойно, даже отрешенно. Такое впечатление, что внутри – только старческая усталость и пустота. А ему всего-то чуть больше двадцати. Странно как-то все…

Подполковник закончил первую часть допроса и предложил Богрову изложить свои показания собственноручно. Тот, еле заметно кивнув, безропотно взялся за перо.

Особенно подробно ему пред­­ложено было остановиться на работе в охранке, на что он показал: «С анархистами я познакомился в 1907 г., в Киеве, в университете через студента Татиева под кличкой «Ираклий»… Ника­ких преступных деяний я за все время принадлежности к анархистам не совершал. Примкнул к анархистам и искал связей с ними сначала из-за желания подробнее познакомиться с их учением, а затем (но очень короткое время) был заражен царившим там боевым духом.

С середины 1907 г. я стал давать сведения охранному отделению относительно группы анархистов, с которой имел связи. В охранном отделении состоял до октября 1910 г., но последние месяцы никаких сведений не давал. В сентябре 1908 г. я предупредил охранное отделение о готовящейся попытке освободить заключенных в тюрьму Тыша и «Фи­лип­па». Необходимо было немедленно принять меры, и я предложил Кулябко арестовать и меня. Я был арестован и содержался в Старо­киевском участке две недели.

В охранном отделении я шел под фамилией «Аленский» и сообщил сведения о всех вышеприведенных лицах, о сходках, о проектах экспроприаций и террористических актов, которые и расстраивались Кулябко. Получал я 100–150 руб. в месяц, иногда единовременно по 50–60 руб. Тратил их на жизнь.

Никакого определенного пла­на у меня выработано не было, я только решил использовать всякий случай, который может меня привести на близкое от министра расстояние, именно сегодня, ибо это был последний момент, в который я мог рассчитывать на содействие Кулябко, так как мой обман немедленно должен был обнаружиться».

После завершения допроса в каземат Косого Капонира вошел следователь по особо важным делам Киевского окружного суда Василий Фененко.

- Господа, мне поручено следствие по данному делу. Завт­ра я намерен допросить Петра Аркадьевича в больнице Маковс­кого, - твердым голосом сказал он.

- Кстати, господин следователь, как здоровье премьера? - поинтересовался Иванов.

- Честно говоря, неважно. Констатированы две огнестрельные раны - одна в правой половине груди, другая в кисти правой руки. Ранения в первые часы сопровождались значительным упадком сил и сильными болями, которые министр переносит стоически. Пока это все, господа. А теперь извольте доложить о результатах первого допроса.

Подполковник Иванов, встав, отрапортовал:

- Точное имя преступника - Мордко Гершович Богров. В бытность студентом он участвовал в революционных организациях, несколько раз был арестуем, но всегда очень скоро получал освобождение. Одновременно был агентом - сотрудником киевского охранного отделения. По утверждению начальника отделения подполковника Кулябко, Богров выдал многих серьезных политических преступников и этим заставил относиться к нему с полным доверием. Накануне произошедших событий он явился к Кулябко и заявил буквально следующее: «Петербуржские социалисты-революционеры решили убить Столыпина и Кассо. Для осуществления приговора в Киев командирована революционерка, носящая прозвище Нина Александровна, сопровождаемая революционером с кличкой Николай. Я могу предложить услуги по наблюдению за прибывшими, которых знаю в лицо, и выдам их, если они появятся подле Столыпина или Кассо». Ку­ляб­ко отнесся к его словам с полным доверием и поручил Богрову охрану Столыпина.

- Так что, Богров принадлежит к партии эсеров? - прервал подполковника Фененко.

- Мы, признаться, поначалу тоже так думали, но Богров категорически отрицает связь с ними. Утверждает, что действовал по собственной инициативе. Все с начала до конца вымышлено им. И сам теракт и его участники. Более того, заявил, что все террористы лопнут от зависти, когда узнают, что он сделал все это один. Надобно отметить, что в его риторике превалирует сплошное «Я». Например: «Я в одиночку переломал историю!», «Я открыл России дверь в светлое будущее!», «Я обеспечил путь к счастью народному!»

- Тоже мне Герострат нашелся, - ухмыльнулся следователь.

- Богрову, по его просьбе, - продолжил Иванов, - было выдано приглашение в сад купеческого собрания с целью получше изучить наружность Столыпина, а билет в театр ему был вручен за час до начала спектакля лично подполковником Кулябко. Прибыв туда, и увидев слабость охраны, Богров задумался о совершении более ужасного покушения, - жандарм многозначительно взглянул на потолок, намекая на царя, - но боязнь широкой волны еврейских погромов удержала его от сего злодейства. Остальное вы знаете.

- Ясно. Завтра я сам допрошу убийцу. Работайте, господа, - откланялся Фененко.

«Согласно телеграмме, по­дан­ной в Киеве в 1 ч. 30 мин, пополудни, здоровье статс-сек­ретаря Столыпина с каждой минутой ухудшается. Болезнь прогрессирует. Пульс, упавший на короткий срок, заработал снова с силой большей, чем показано в последнем бюллетене. Темпера­тура - 35,5. Средства, применяе­мые врачами, не производят дейст­вия».

Газета «Речь». Киев 5 сентября

Подвижник

Так кто же умирал в киевс­кой клинике Маковского ранней осенью 1911 года? Талантливый чиновник? Гениальный реформатор? Пламенный патриот? Или погромщик и обер-вешатель, как, не без глубокого удовлетворения, отметил в своей статье Ульянов-Ленин? Эти и другие вопросы не дают покоя вот уже третьему поколению историков, политиков и государственников. Споры вокруг этой, безусловно, великой и противоречивой исторической фигуры продолжаются. Не иссякают темы бурных дискуссий, ширятся ряды биографов и толкователей его идей и жизнедеятельности.

Петр Столыпин родился 2 (14) апреля 1862 года в старинной дворянской семье с корнями, уходящими в начало XVI ве­ка. В его роду были адъютант Суворова, сенатор, два генерала… Отец, Аркадий Дмитриевич, отличился во время Русско-турец­кой войны, по окончании которой был назначен губернатором части земель Болгарии. Мать, Наталья Михайловна Горчакова, из древнейшего княжеского рода, восходящего к Рюрику.

После учебы в гимназии блестяще оканчивает естественное отделение физико-математического факультета Санкт-Пе­тер­бургского университета. Еще будучи студентом женится на Оль­ге Борисовне Нейгард, фрейлине императрицы Марии Федо­ровны, жены Александра III. Кстати, праправнучке Суворова. До трагической смерти брата Столыпина Михаила на дуэли, Ольга была его невестой. Молва гласила, что Михаил на смертном одре просил Петра связать свою жизнь с ней. Но, видимо, это красивая легенда: Столыпин нежно и преданно любил жену, и был любим; супруги воспитывали пятерых дочерей и сына.

Службу начал в минис­терстве внутренних дел, а затем работал в департаменте земледелия и сельской промышленнос­ти, где особенно интересовался сельскохозяйственным делом и землеустройством. Здесь он сделал буквально головокружительную карьеру: за два года прошел путь от рядового чиновника до за­местителя столоначальника с по­жалованием в звание камер-юн­кера Двора Его Императорс­кого Величества. 18 марта 1889 го­да он назначается ковенским уездным предводителем дворянства и председателем суда мировых посредников.

В Ковно (ныне Каунас, Лит­ва) сразу вник в местные особенности жизни, проблемы, четко определив свое место в обществе, увидел пути и направления своей деятельности, что вскоре дало ощутимые результаты. Успехи его отметило и начальство: вскоре он был назначен гродненским губернатором.

Гродненская губерния имела ряд особенностей. Городские жители были представлены в основном евреями, аристократия - почти исключительно поляками, а крестьянство - белорусами, украинцами (на юге) и поляками (на западе). По инициативе губернатора в Гродно открыли еврейское двухклассное народное училище, а также женское приходское и ремесленное училища. Он стал поощрять крестьян селиться на хуторах, развивал кооперацию, наладил сельскохозяйственное образование, ратовал за отмену чересполосицы, внедрил мелиорацию. Мно­гие понимали, что молодой чиновник превращался в реформатора с большим будущим. Заме­тили это и в столице. Министр внутренних дел Плеве переводит его в Саратов.

Эта губерния считалась одной из богатейших и густонаселенных в России. Там проживало более 2,4 млн. человек (1897 г.). В ее степях кочевали полудикие киргизы, было множество помещичьих сел, тут же Сарепта - немецкая колония с аккуратными белыми домиками, оснащенными электричеством, водопроводом и прочими «удобствами». К тому времени губерния располагала неплохим производственным потенциалом. Столы­пин укрепляет чиновничью вертикаль, содействует развитию торговли, использует разветвленную сеть железных дорог для расширения продажи сельхозпродуктов, поощряет открытие новых промышленных предприятий. Именно здесь его застало начало Русско-японской войны, плачевные последствия которой вызвали бурю народного возмущения и дали старт первой русской революции. «Началась работа темных сил для возбуждения народа против власти», - отмечает он.

Убежденный противник войны, Столыпин призывает зачинщиков беспорядков к ответу. Личным примером и непосредственным участием в митингах дает понять населению, что он будет тверд в намерении не допустить нарушения порядка. Спра­ведливости ради надо сказать, что он жестко, твердой рукой пресекал революционные выступления. Широко использовались методы убеждения. Для публичных выступлений были привлечены известные и уважае­мые люди губернии: врачи, журналисты, писатели, преподаватели, священнослужители. Откры­вались кассы взаимопомощи, бесплатные медицинские учреждения.

Губернатор действовал твердо и последовательно. Он искренне считал, что пока губернская власть спокойно выполняет свои обязанности, революция не может восторжествовать.

Вскоре в городах удалось навести порядок, а вот в селах погромы продолжались. Забавно, но в первую очередь горели усадьбы тех, кто спонсировал левых. Обиженные обратились за помощью к властям. Выяс­нилось, что «революционерам» нужно было все больше и больше средств, а незадачливые спонсоры имели свои лимиты. Тогда бандиты потребовали все, грозя немилосердной расправой. Эти факты тут же были преданы гласности, и финансовая помощь провокаторам прекратилась. Наконец утихли и сами бесчинства. Люди поняли, что никакой революционной идеологией здесь и не пахло - речь шла лишь о грабежах и наживе.

Все - и сторонники, и противники, отмечали личное мужество Столыпина: он смело выходил он к митингующим без охраны и оружия, емко, лаконично, доказательно убеждал митингующих разойтись. Однажды бесстрашно пошел на пистолет в руке обезумевшего бандита, который не посмел выстрелить и ретировался. Толпа наградила губернатора аплодисментами.

Только после проведенных мероприятий, продемонстрировавших, что в губернии есть твердая власть, были приняты более радикальные меры и введены войс­ка в подтверждение властных полномочий. При этом, в отличие от утверждения советских историков, солдаты не стреляли. «Трусливые зайцы разбежались сами», - свидетельствует один из очевидцев.

Волна революционных выс­туплений и погромов прокатилась по всей империи, но, благодаря решительным и взвешенным действий власти, в Саратовс­кой губернии удалось навести порядок в кратчайшие сроки и с самыми малыми потерями. Веро­ятно, это и послужило главной причиной назначения Столыпина министром внутренних дел.

В конце апреля 1906 года его вызывают в Царское Село. Нико­лай II предлагает ему портфель министра, но ко всеобщему удивлению Столыпин не принимает предложения, ссылаясь на молодость и отсутствие необходимого опыта. Он просит назначить его товарищем (заместителем) министра. «Стать министром - выше моей совести», - заявляет он. «Тогда я вам приказываю это!», - отвечает царь.

Что представляло собой МВД Российской империи в описываемые времена? В его ведении находились не только полиция, тюрьмы, каторги, но и уездные, губернские администрации, почта, телеграф, местные суды, медицина, обеспечение населения продовольствием. Все, что касалось организации жизни в стране. Еще будучи губернатором, он в полной мере изучил эти проблемы и научился их разрешать. Масштабы, правда, были другими. Поэтому в присущем ему стиле добросовестного подхода к исполнению своих обязанностей новый министр в кратчайшие сроки, взял под свой конт­роль ситуацию в империи. С первых дней работы Петр Арка­дьевич внушил абсолютно всем, включая государя, что он человек решительный, серьезный и непримиримый. Он не обращал никакого внимания на их провокационные выпады и демарши, звучавшие с трибун Государст­венной Думы: «Буду справедливо и твердо охранять порядок в России!» При этом все понимали, что так и будет. Но противостояние исполнительной и законодательной властей долго продолжаться не могло. 8 (21) июля 1906 года Дума была распущена, впрочем, как и правительство Ивана Горемыкина. Новым премьером был назначен Столыпин с сохранением поста министра внутренних дел.

Кроме огромного количества текущих дел по управлению жизнедеятельностью империи, премьер взялся за колоссальную работу по реформированию государственного устройства ослаб­ленной войной и революцией империи. Немногие в истории решались на подобные шаги. Но если ты хочешь, чтобы управляе­мый тобою механизм работал исправно, то поневоле вынужден совершенствовать его. А свою Россию он любил и готов был жизнь положить на алтарь ее процветания. Убеждая царя в неизбежности преобразований, он дает ему слово превратить государство в процветающую державу уже через какой-то десяток лет. Николай поверил ему.

Из вороха требующих реформирования насущных проблем премьер выбрал следующие: вопрос аграрный, предполагающий освоение новых земель; национальный (в частности, еврейский); административное устройство; новая избирательная система, совершенствование законодательства, в том числе принятие ряда новых законов, ужесточающих ответственность за правонарушения. Он понимал и меру непопулярности каких-либо реформ в России вообще, знал, что лично ему это грозило гибельными последствиями. К этому он был готов и действовал по давно продуманному плану. Так, достаточно привести основные направления, например, реформы аграрной: расширение прав крестьян на земельную собственность, возможность воспользоваться льготным кредитованием при покупке земли, поддержка кооперативов и товариществ крестьян, комплекс мероприятий, направленных на повышение эффективности крестьянских хозяйств, расширение прямого государственного субсидирования сельхозпрограмм, агрономическое консультирование... Главное, пожалуй, в этом вопросе - то, что планировалось предоставление для заселения и использования огромных неосвоенных или слабо освоенных территорий.

Иными словами, авторы реформы в результате хотели сделать каждого жителя страны иму­щим и финансово независимым человеком. Ведь, чем больше людей состоятельных, тем богаче государство. Реформы в сельском хозяйстве имели также и политическое значение. Улуч­шалась жизнь населения. Кому нужны радетели за счастье народа, когда народ и так счастлив? К чему в государстве социально-политическое лобби, если социальные вопросы успешно решаются на уровне государственного управления? Это что, господа эсеры, большевики, социалисты, анархисты - на покой? Никому не нужны? Не зря так резко негативно относились к Петру Аркадьевичу и его деятельности историки советской поры: дескать, главное его «злодейство» перед угнетенным народом - «авторство и руководство проведением аграрной и других реформ с целью создания социальной опоры царизма». Это ли не признание его заслуг как реформатора и государственника?

Горько сознавать, что Петр Аркадьевич одновременно сталкивался не только с террором ультралевых (11 покушений за шесть лет), но и с непониманием и неприятием реформ правыми: угрозы, травля, открытый политический шантаж, откровенный саботаж, пренебрежение и унижения со стороны царской семьи, ненависть императрицы, издерганный и безвольный царь, слухи, сплетни, интриги… С такими мыслями ехал он в Киев на торжества по случаю 50-летия отмены крепостного права в августе 1911-го. Еще в поезде он принимает решение после возвращение из Киева подать прошение об отставке.

«Киев, В 10 час. 12 мин. Петр Аркадьевич тихо скончался. В ис­тории России начинается новая глава».

«Новое время» 6 сентября 1911

Косой капонир

9 сентября в камере одного из бастионов крепости «Косой капонир» (политическая тюрьма), началось заседание военного суда по делу Богрова. Пред­седательствовал военный судья генерал Рейнгартен, обвинял военный прокурор Костенко. От защиты обвиняемый отказался. Из 12 вызванных свидетелей явилось - семь. В их числе был и начальник охранного отделения Кулябко, который давал главные показания. Обвинение предъявлялось по двум статьям военного и уголовного уложений. Обви­нительный акт на трех страницах Богров выслушал спокойно и, как показалось, безучастно, пожаловавшись только на то, что не удовлетворен тюремным питанием и просил его накормить. Суд удовлетворил его просьбу, для чего был объявлен специальный перерыв. У присутствующих, а их было более 30 человек, сложилось впечатление, что они находятся на заседании одного из киевских клубов: неспешные доклады, свободный обмен мнениями, обстоятельные ответы обвиняемого, зевающая публика, обед, заказанный в ресторане - шампанского только не хватает. Наконец был объявлен приговор: смертная казнь через повешение. На минуту в каземате повисла гробовая тишина, все взоры устре­мились на Богрова. Ни один мускул не дрогнул в его ли­це. Кивнув головой, он заявил, что приговор ему понятен, и отказался от кассации. Одобри­тельные возгласы с мест прервал представитель крайне правой организации «Союз русского народа». Он настаивал на присутст­вии при казни, дабы убедиться в том, что приговор будет приведен в исполнение, опасаясь под­мены преступника. Предсе­да­тельствующий после недолгих препирательств согласовал этот вопрос.

А тем временем началась подготовка к казни. На Лысой го­ре соорудили виселицу. Вся прилегающая территория после тщательного осмотра была оцеп­лена сотней казаков и солдатами пехотной роты. Загвоздка была в одном: кто будет вешать? Долж­ность «мастера справедливости» в киевском муниципалитете была уже давно ликвидирована. Аг­рессивно настроенные патриоты из «Союза русского народа», стыд­ливо потупив глаза, разглядывали свои холеные ру­ки. Наз­ревал скандал. Это что по­лучается - в стране, которой долгие годы руководил, по мнению левых, «обер-вешатель», и повесить преступника некому? Решение подсказал мудрый жандарм Иванов: «Да здесь все прос­то, господа: убийцу должен пове­сить убийца». Тут же в Лукья­новс­кую тюрьму был откомандирован офицер по особым поруче­ниям, который, на особых условиях, быстро нашел палача из числа содержащихся там каторжан.

Накануне казни к осужденному пригласили раввина Алеш­ковского, который продолжительное время беседовал с Богро­вым, упрекая его в том, что своим преступлением он мог вызвать еврейские погромы и человеческие жертвы, на что Богров сказал: «Передайте евреям, что я не хотел причинить им зла, наоборот, я боролся за благо и счас­тье еврейского народа, а великий народ не должен как раб пресмыкаться перед угнетателями его». Далее он заявил, что ни о чем не жалеет, выказал уверенность в своей правоте, напомнил, что в древние времена честь уничтожения чудовищ принадлежала богам. Ради восстановления справедливости он пожертвовал своей честью, но со временем будет окружен ореолом мученика, который взошел на Голгофу для свободы народа.

И, правда: после октябрьского переворота большевики, по инициативе Ленина, разрушив памятник Столыпину (кстати, установленный на народные деньги), даже собирались воздвигнуть на его месте бюст Бог­рову. Только крах экономики и разруха помешали осуществить эти «грандиозные» планы. Народ же, в этот раз, денег на сей «памятник» не дал, а вот могилу Пет­ра Аркадьевича в Киево-Пе­черской лавре восстановили, но уже в 1991 году. Теперь там лежат свежие цветы…

Во втором часу ночи приговоренный был доставлен к месту казни. Несмотря на позднее время, там было людно: товарищ прокурора, помощник секретаря окружного суда, полицмейстер с помощниками, околоточные, городовые, врач, общественный раввин и человек тридцать представителей правых организаций. Помощник секретаря зычным голосом огласил приговор. Богров, казалось, был спокоен. Товарищ прокурора спросил его, не хочет ли он поговорить с раввином. В ответ последовало: «Желаю, но в отсутствии полиции». Когда в этом ему было отказано, он спокойно произнес: «Если так, то можете приступить».

Только теперь Богрову связали руки, надели саван, подняли на табуретку и накинули петлю. «Голову поднять выше, что ли?» - проговорил при этом Богров. Табуретка вылетела из-под ног.

По истечению положенных пятнадцати минут была констатирована смерть. Тело опустили в вырытую поблизости яму и, засыпав, сровняли с землей.

Эпитафия

Утро 9 сентября было пасмурным и хмурым. Древний Ки­ев, казалось, не видел еще такого скопления людей. Они целыми потоками направляются в Киево-Печерскую лавру. Там, согласно воле покойного, хоронили премьер-министра Рос­сийс­кой империи. По свиде­тельству очевидцев, ближе к десяти часам око­ло Великих ворот образовалась огромная толпа, заполнившая всю площадь и Трапезную церковь, где у тела покойного всю ночь дежурили чины Ми­нистерства внутренних дел, с товарищем министра Лу­кошиным во главе. Прибывают представители и депутации высших государственных учреждений и монархических организаций. В числе присутствующих: обер-прокурор синода, минист­ры, председатель Государствен­ной Думы, члены Госсовета. Им­ператор, как потом выяснилось по настоянию жены, прибыть не соизволил. Из рук в руки переходил подписной лист, где фиксировались имена желающих пожертвовать на сооружение памятника Столыпину.

В 10 часов утра митрополит начинает торжественную заупокойную литургию. Поют лаврские певчие и хор Владимирского собора, произносятся надгробные речи. Затем совершается панихида и прощание с усопшим. В два часа дня звон колоколов возвещает вынос тела. На шести подушках несут ордена покойного. Могила устроена возле захоронений Кочубея и Искры близ Трапезной церкви лавры. При погребении вдова и члены семьи убитого премьера сохраняли самообладание. В то же время, по всей стране были совершены заупокойные литургии и отслужены панихиды в присутствии местных властей при громадном стечении народа.

* * *

Прошло ровно сто лет со дня описываемых событий, но до сих пор не умолкают споры о причинах гибели и оценке деятельности Столыпина. Кто-то, по заведенной во время советского периода традиции, считает эту оценку резко негативной, кто-то считает Столыпина великим человеком, который был способен спасти Рос­сийскую империю от всех бед и потрясений. И те и другие в удобной себе форме используют многочисленные факты, статистику, события и воспоминания современников. У каждого своя правда. Чем больше успел сделать человек, тем больше критиков собирается к его памятному столбу. Только советская историография насчитывает тысячи статей, научных работ, книг и монографий по данному вопросу. В истории ВКП(б) этому посвящен целый раздел, сотни ученых использовали означенную тему для защиты своих диссертаций. За долгие годы одних версий убийства было выдвинуто до десятка: месть евреев, спланированный эсерами теракт, заговор военных, тайная жандармская операция, попытка Богрова отвести подозрения однопартийцев в предательстве, имитация покушения, ну и главная советская версия, самая несостоятельная, кстати, - убийство по приказу царя. Однако, многие склоняются к тому, что причины необходимо искать в личности убийцы: его внутренние убеждения, психотип, образ жизни, сложившейся к тому времени общественной морали. Этими пороками страдали многие молодые люди. Даже если попытка убийства была бы предотвращена, то новый «Богров» все равно нашелся бы. Иными словами, вполне можно утверждать, что это чисто русское убийство…